Мое детство прошло в СССР в 1980-90-х годах. Я хорошо помню кризис 1998 года, когда мне было 16 лет, мама дала мне денег на кетчуп и еще на что-то и я пошла на рынок. И тут я услышала от взрослых людей разговор с паникой в голосе: «Кошмар! Цены подскочили в 3 раза! Что же делать? Деньги-то не увеличились! На что теперь покупать еду???». Я подошла к киоску и увидела, что цену на кетчуп только что поменяли и она действительно стала в 3 раза больше. И тогда в моей душе началась паника. Денег хватало только на кетчуп, как мы будем жить, на что покупать хлеб???

А потом последовал целый год макарон. У моих родителей не хватало денег ни на что кроме макарон, хлеба и яиц. Я каждый день делала себе яичницу, чтобы хоть как-то почувствовать, что все хорошо, я ем вкусную еду. Потому что макароны были сухие и безвкусные.

Мои родители работали с утра до ночи, были постоянно уставшие, на их лицах застыла маска грусти, серьезности, а в глазах часто я видела панику: «Чем кормить детей???»

Прошли годы, я давно уже зарабатываю деньги, могу исполнять свои желания, но каждый раз, сколько бы не оказалось денег в нашем семейном бюджете, я трачу их в ноль. Я всегда найду, на что потратить деньги, лишь бы они не зависли у меня в кошельке или в банке.

А еще я ооочень люблю сладкое. На новый год я все время поправляюсь, потому что моим детям дают сладкие подарки, которые детям в таком количестве кушать нельзя, и я не успокаиваюсь, пока все конфеты до одной не будут съедены.

Я давно интересуюсь психологией и пытаюсь разобраться со стереотипами из детства, в том числе связанными с отсутствием денег и пристрастием к сладкому. И вот что я обнаружила.

Есть у меня в голове такая картинка: большая квартира, в обитом замшей кресле сидит полный мужчина, одетый в велюровый халат малинового цвета, весь такой лощеный и довольный. Рядом с ним жена с пышными формами, разомлевшая, в халате. В коридоре у них висят бархатные шторы с кисточками. А на пороге стоят рабочие, тощие, в серой одежде и просят денег.

Так вот я причисляла всегда себя к тем рабочим, но в то же время очень хотела, чтобы деньги у меня были. И сладкая жизнь у меня тоже ассоциируется с большим количеством денег. Та пара в халатах пьет чай с медом, конфетами и баранками, а у рабочих не хватает денег даже на черствый хлеб.

Все было бы хорошо и я бы была при деньгах, работая на работе, но дело в том, что МЕЧТАЯ О СЛАДКОЙ ЖИЗНИ, Я СОВСЕМ НЕ ХОТЕЛА БЫТЬ ПОХОЖЕЙ НА ТЕХ ДВОИХ В ХАЛАТАХ. Потому что они совсем не умеют быть щедрыми, они не добрые, т.к. не делятся с нищими едой, они смеются над нищетой рабочих и одалживают деньги под процент. А меня учили по-другому. Нужно делиться с теми, кому плохо, быть доброй, отзывчивой, любящей и вообще хорошим человеком во всех смыслах. Под такое описание попадают в моем понимании только рабочие. А деньги «портят» людей. Это вбито мне в голову еще 25 лет назад. Пора расставаться со стереотипами Советского прошлого, потому что в настоящее время они создают мне ситуации безденежья и обжорства.

Отрывок из книги Лазаря Лагина «Старик Хоттабыч» (1938г.):

«Некоторое время оба наших героя лежали молча. Волька никак не мог решить, как начать предстоящий щекотливый разговор.

— Спокойной ночи! — доброжелательно произнёс Хоттабыч из-под кровати.

И Волька понял, что пора начинать.

— Хоттабыч, — сказал он, свесив голову с кровати, — мне нужно с тобой немножко поговорить.

— Уж не насчёт ли сегодняшних моих даров? — опасливо осведомился Хоттабыч и, получив утвердительный ответ, тяжело вздохнул.

— Видишь ли, дорогой Хоттабыч, мне хотелось бы знать, имею ли я право распоряжаться твоими подарками так, как мне заблагорассудится.

— Бесспорно.

— И как бы я ими не распорядился, ты не будешь на меня в обиде?

— Не буду, о Волька. Смею ли я обидеться на человека, столь много сделавшего для меня!

— Если тебе нетрудно, Хоттабыч, то, пожалуйста, поклянись.

— Клянусь! — глухо промолвил под кроватью Хоттабыч, понимавший, что это всё неспроста.

— Ну, вот и хорошо! — обрадовался Волька. — Значит, ты не обидишься, если я скажу, что лично мне эти подарки совершенно ни к чему. Хотя я очень и очень тебе благодарен.

— О горе мне! — простонал в ответ Хоттабыч. — Ты снова отказываешься от моих даров! Но ведь это уже не дворцы! Ты видишь, о Волька: я больше не дарю тебе дворцов. Скажи просто: ты брезгуешь дарами твоего преданнейшего слуги.

— Ну рассуди сам, Хоттабыч, ведь ты очень умный старик: ну на что мне эта уйма драгоценностей?

— Чтобы быть богатейшим из богачей, вот для чего, — сварливо пояснил Хоттабыч. — Уж не скажешь ли ты, что тебе не угодно стать первым богачом своей страны? С тебя это станется, о капризнейший из непонятнейший из встречавшихся мне отроков! Деньги — это власть, деньги — это слава, деньги — это сколько угодно, друзей! Вот что такое деньги!

— Кому нужны друзья за деньги, слава за деньги? Ты меня просто смешишь, Хоттабыч! Какую славу можно приобрести за деньги, а не честным трудом на благо своей родине?

— Ты забыл, что деньги дают самую верную и прочную власть над людьми, о юный и неисправимый спорщик.

— Это там, в какой-нибудь Америке, но не у нас.

— Сейчас ты скажешь, что в вашей стране люди не хотят стать богаче. Ха-ха-ха! — Хоттабычу казалось, что он высказал очень едкую мысль.

— Нет, почему, же, — терпеливо отвечал Волька. — Человек, который приносит больше пользы для родины, зарабатывает у нас больше, чем тот, который приносит меньше пользы. Конечно, каждый хочет заработать больше, но только честным трудом.

— Пусть будет так, — сказал Хоттабыч. — Я очень далёк от того, чтобы толкать своего возлюбленного друга на нечестные заработки. Если тебе не нужны драгоценности, обрати их в деньги и давай эти деньги в рост. Согласись, это весьма почтенное занятие — давать деньги в рост тем, кто в них нуждается.

— Ты с ума сошёл! — возмутился Волька. — Ты просто не понимаешь, что ты говоришь! Советский человек — и вдруг ростовщик! Да и кто к нему пошёл бы, даже если бы где-нибудь вдруг завёлся такой кровосос? Если нашему человеку требуются деньги, он может обратиться в кассу взаимопомощи или занять у товарища. А ростовщик-это ведь кровосос, паразит, мерзкий эксплуататор, вот кто! А эксплуататоров в нашей стране нет и никогда не будет. Баста! Попили нашей крови при капитализме!

— Тогда, — не унимался приунывший Хоттабыч, — накупи побольше товаров и открой собственные лавки во всех концах города. Ты станешь именитым купцом, и все будут уважать тебя и воздавать почести.

— Да неужели тебе не понятно, что частник — это тот же эксплуататор? Торговлей у нас занимается государство, кооперация. А зарабатывать себе деньги, торгуя в собственном магазине.

— Хм! — Хоттабыч сделал вид, будто согласился. — Предположим, что это так, как ты говоришь. А производить разные товары — уж это, надеюсь, честное занятие?

— Безусловно! Вот видишь, — обрадовался Волька, — ты начинаешь понимать мою мысль!

— Очень рад, — кисло улыбнулся Хоттабыч. — Помнится, ты мне как-то говорил, что твой глубокоуважаемый отец работает мастером на заводе. Так ли я говорю?

— Угу!

— Он самый главный на этом заводе?

— Нет, не самый. Папа-мастер, а ещё над ним есть начальник цеха, главный инженер, директор.

— Ну так вот, — победоносно заключил свою мысль Хоттабыч — на богатства, которые я тебе дарю, ты сможешь купить своему превосходному отцу завод, на котором он работает, и ещё много разных других заводов.

— Он и так принадлежит отцу.

— Но ведь ты только что сам говорил, Волька ибн Алёша.

— Ему, если хочешь знать, принадлежат и завод, на котором он работает, и все другие заводы и фабрики, и все шахты, рудники, железные дороги, земли, воды, горы, лавки, школы, университеты, клубы, дворцы, театры, парки и кино всей страны. И мне они принадлежат, и Женьке Богораду, и его родителям, и.

— Ты хочешь сказать, что у отца твоего имеются компаньоны?

— Вот именно — компаньоны! Около двухсот миллионов равноправных компаньонов! Сколько же, сколько населения в нашей стране!

— У вас очень странная и непонятная для моего разумения страна, — буркнул Хоттабыч из-под кровати и замолчал.»

#сладкая жизнь #безденежье #обжорство